Девочки за 40 - они такие девочки! Они ранимы и даже беззащитны. Они наивны и доверчивы, почти как в тринадцать. Они давно забыли грубоватую романтику 15-летних, активный задор 25-летних, и рациональный напор тех, кому за 30. Они много видели. Потом зажмурились. Потом открыли глаза. И увидели новый мир, новых себя, новую жизнь.

Они снова верят в лучшее, потому что худшее, как правило, с ними уже случалось. И они выжили - именно для того, чтобы снова верить в лучшее. Они получают лучшее: потому что способны его разглядеть даже там, где прочие ничегошеньки не замечают. У них отточенный взгляд, чуткий слух и нежные руки. Поэтому оно, это самое лучшее, к ним так и льнет, так и льнет...

Они красивы. Нет, что вы - они не симпатичны. Они удивительно красивы, потому что признали, что у них именно вот такие попы, именно вот такие груди, такие носы и такие ноги. Они научились любить эти попы-груди-носы-ноги так, что теперь кто угодно в них влюбится. Например, запросто влюбится вот то самое лучшее...

Они знают тайну, эти девочки за 40. Они уже переели этих приколов про "миллионы", "карьеры", "успешность" и "социальный статус". Они теперь точно знают, что самое главное - совсем не то, что показывают по телеку, пишут в интернет, постят в соцсетях и рассказывают на тренингах. Они про это самое главное знают и помалкивают. Про то, что главное в жизни - сама жизнь: ее вкус, цвет, ритм, запах, умение наслаждаться и радоваться каждому дню.

У них давно нет отточенных фраз, заготовленных приемов соблазнения и дежурных нарядов на выход. Они перестали "быть в активном поиске". Они нашли того, кто им так нужен был все эти годы - себя, настоящих. И оказалось, что такие, настоящие, они очень и очень интересны всем окружающим. Ну практически всем, и достойным мужчинам - тем более.

Они снова умеют плакать навзрыд и хохотать взахлеб. Они уже отходили свое в бронежилете социальных приличий, требований, запретов и разрешений. Они ненавидят то время, когда нужно было ровно держать спинку, что бы ни случилось, улыбаться, даже если хочется рыдать, и кивать, когда надо бы треснуть посильнее. Им надоело держать в себя в руках, они руки разжали - и на свободу вышла живая, чувственная, настоящая...

Они живут, как дышат: то бурно, то тихонько, то нежно и чуть слышно, то торопливо и азартно... Дышат в ритме жизни, живут в ритме дыхания. Наконец-то, после 40, у них это начало получаться: жить в одно время с жизнью.

Девочки за 40 ужасно любопытны. Как-то так получилось, что после "да я сама все знаю!" начинается "ой, девчонки, сколько всего клевого вокруг!" И танцы, и йога, и программирование, путешествия и кулинария... Они творят жизнь, нанизывают бусинки своих новых, открывшихся как дыхание талантов, они пишут картины, разрисовывают тарелки и покоряют горы. И у них все получается.

Девочки за 40 совсем не тетки. Они носят длинные юбки, потому что это очень красиво. И короткие тоже носят, и джинсы. И бижутерию разную, от отечественной до индийской, забросив в шкатулки дорогие "фирменные" украшения. Им же не надо больше доказывать, что "и у меня есть бриллианты". Им важно, чтобы им нравилось. Они не хотят ничего знать про "модно", "тренд" и "в этом сезоне". Им надо чтоб лично им - красиво. И в этом красиво очень много женского, теплого и неторопливого.

Девочки за 40 перестают считать калории. Потому что любовь, интерес, движение, азарт, вдохновение работают куда лучше фитнесс-залов и пластических хирургов. Ну да - именно поэтому они и стали такими красивыми...

Девочки за 40 послали далеко и надолго все тайм менеджменты, мотивационные спичи и трансформационные речи. Они знают цену каждой минуте, везде успевают, никуда не опаздывают, потому что никуда не спешат. Не достигают. Не борются. Не добиваются. Они просто живут. И точно знают, что еще через 40 все будет наааааамного интереснее...

Одно из самых пронзительных стихотворений об умирании любви в мировой поэзии... На мой взгляд, естественно.

* * *

Качался старый дом, в хорал слагая скрипы,
и нас, как отпевал, отскрипывал хорал.
Он чуял, дом-скрипун, что медленно и скрытно
в нем умирала ты и я в нем умирал.

«Постойте умирать!» — звучало в ржанье с луга,
и протяжном вое псов и сосенной волшбе,
но умирали мы навеки друг для друга,
а это все равно что умирать вообще.

А как хотелось жить! По соснам дятел чокал,
и бегал еж ручной в усадебных грибах,
и ночь плыла, как пес, косматый, мокрый, черный,
кувшинкою речной держа звезду в зубах.

Дышала мгла в окно малиною сырою,
а за моей спиной — все видела спина! —
с платоновскою Фро, как с найденной сестрою,
измученная мной, любимая спала.

Я думал о тупом несовершенстве браков,
о подлости всех нас — предателей, врунов:
ведь я тебя любил, как сорок тысяч братьев,
и я тебя губил, как столько же врагов.

Да, стала ты другой. Твой злой прищур нещаден,
насмешки над людьми горьки и солоны.
Но кто же, как не мы, любимых превращает
в таких, каких любить уже не в силах мы?

Какая же цена ораторскому жару,
когда, расшвырян вдрызг по сценам и клише,
хотел я счастье дать всему земному шару,
а дать его не смог — одной живой душе?!

Да, умирали мы, но что-то мне мешало
уверовать в твое, в мое небытие.
Любовь еще была. Любовь еще дышала
на зеркальце в руках у слабых уст ее.

Качался старый дом, скрипел среди крапивы
и выдержку свою нам предлагал взаймы,
В нем умирали мы, но были еще живы.
Еще любили мы, и, значит, были мы.

Когда-нибудь потом (не дай мне бог, не дай мне!)
когда я разлюблю, когда и впрямь умру,
то будет плоть моя, ехидничая втайне,
«Ты жив!» мне по ночам нашептывать в жару.

Но в суете страстей, печально поздний умник,
внезапно я пойму, что голос плоти лжив,
и так себе скажу: «Я разлюбил. Я умер.
Когда-то я любил. Когда-то я был жив".